читать дальшеЦузуки сидел на завтраке, впав в глубокую задумчивость. Несмотря на тяжёлую голову – он почти не выспался, так как по ночам ему снились убиённые им демоны, огонь Тоды и прочая мерзость вроде Графа, читающего Маркиза де Сада, причём, с самим Маркизом, попивающим дорогой коньяк и дающим практические советы извращенцу.
Бредовые сны, и сам он чувствовал себя ужасно усталым. Иногда Цузуки, попивая слишком сладкий чай, который мог пить только он, обожающий сладости, посматривал на Ватари. Ютака скармливал некоторые деликатесы своей сове, но в основном дразняще улыбался, глядя в пустоту, и явно предвкушая вечернее свидание. Его глаза сияли.
Цузуки старался не смотреть на Мураки, но взгляд всё равно возвращался к блондину. Тот сидел рядом с Татсуми, который пытался что-то ему втолковать, даже за столом мужчины разложили документы и попеременно тыкали в них пальцами.
Асато испытал некоторую иррациональную ревность, и сначала даже не мог осознать, к кому именно относятся его чувства. К Татсуми, который время от времени к нему игриво приставал, несмотря на свою постоянную серьёзность, и от заигрываний которого Цузуки постоянно отмахивался, как от назойливой мухи, либо к Мураке, который преследовал его столько времени. Как оказалось, по заданию начальства. Проверка. Ничего личного.
Асато сжал вилку, ощутив в пальцах боль.
Казутака казался идеальной фарфоровой куклой, которые, как Асато однажды узнал, коллекционировала сначала его мать, а затем и он сам.
Совершенство тонких линий, изящество движений, необыкновенная сила стройного мускулистого тела. И искусственный глаз, своим блеском подчёркивающий прекрасный серый, кажущийся упокоенным под сенью длинных бледно-золотых ресниц.
Изящно расписанная дорогая кукла для очень состоятельных девочек. Но глубоко равнодушная к человеческим чувствам, пробуждаемым в других. Или нет?
Изучив досье Мураки, Цузуки с удивлением узнал, что старый слуга, однажды спасший жизнь своему господину, застрелив сводного брата Казутаки, Саки, не бедствует, живёт в собственном домике со служанкой. И хорошо обеспечен до самой смерти.
И Мураки регулярно навещает его и лично приносит подарки.
А Муби Ория, лучший – и единственный друг Мураки – тоже почему-то до сих пор жив, а не лежит, препарированным, в канаве или в парке, как очередные жертвы доктора.
Маньяка? Цузуки почему-то всегда сомневался, что Казутака – психопат. Слишком хорошо он всегда умел держать себя в руках, сдерживать свои эмоции, оставаться холодным, даже проигрывая.
И быть необузданно жестоким, напоминая демона. Не знающий жалости, но даже в моменты убийств, наверное, сохраняя всю ту же ледяную отстранённость.
Цузуки вдруг заметил, что уже некоторое время пялится на доктора, а тот в ответ смотрит на него. И его взгляд невозможно разгадать.
Если судить по пословице, что глаза – зеркала души, то у Мураки душа постоянно ходит в чёрных зеркальных очках.
Её не видно.
- Перестань на него таращиться! – зло прошипел Хисока, ткнув приятеля в бок.
- А то что? Ревновать будешь? – меланхолично ответил Асато, с трудом отводя взгляд от манящих глаз.
Куросаки едва не подавился кашей.
- Ты что? Ну ты и сказал… Я же его ненавижу.
- Угу. Я знаю. Проклятье будешь снимать? – Цузуки перевёл взгляд на бледное, словно прозрачное, личико мальчика. И впервые заметил и синяки под глазами, и поблекшие губы.
- Ты плохо спишь?
Кивок.
- Я давно плохо сплю.
- Если это проклятье, то иди его сними. Я уверен, что он тебе ничего не сделает.
- Я не могу забыть, понимаешь? – тихо отозвался Хисока, тоже посмотрев на доктора и быстро опустив взгляд. – Он словно проник мне под кожу. Иногда я сам себе кажусь чучелом, набитым его… спермой.
Цузуки покраснел и закашлялся, затем быстро запил застрявший кусок в горле несколькими глотками чая.
- Он уже давно забыл об этом, для него это было так мимолётно, теперь я уже знаю – заданием, чтобы заполучить меня в качестве шинигами… А я всё никак не могу забыть.
- Это естественно, не ты же его изнасиловал, а потом начертил проклятье, из-за которого он умер. А всё было наоборот… Но пора с этим кончать – и идти дальше.
- Угу. Ешь давай. Я не хочу больше говорить об этом. Тем более – за столом. Тем более – рядом с ним, - Хисока взглядом указал на совершенно спокойного доктора.
Завтрак они закончили в молчании.
Когда Мураки с Татсуми вышли, Цузуки рванул за ними следом, едва не опрокинув стул.
- Мураки, - обратился он к блондину, добежав до них. Во взгляде Татсуми, поправившего очки, мелькнула мимолётная ревность, но тот взял себя в руки, хотя ему было далеко до замораживающего спокойствия доктора.
- Да, Цузуки? – безразлично спросил блондин, глядя поверх его головы, на какую-то воображаемую точку в пространстве.
- Граф Энму приглашает тебя в воскресенье на свою вечеринку.
- Вот как? – голос Мураки стал ядовитым.
Татсуми с беспокойством уставился на Асато – тот как-то пожаловался ему на приставания Графа.
- Меня он тоже приглашает, - уже тише добавил шинигами с фиолетовыми глазами.
- Тебе не стоит туда ходить! – вырвалось у Татсуми. – Когда-нибудь Граф нарвётся-таки на мои тени…
- Татсуми, я обещаю, что с Цузуки ничего плохого не случится. Я его подстрахую. Ведь я тоже приглашён.
Асато едва не упал в обморок от изумления, услышав подобные слова от Казутаки.
- Цузуки, когда будешь собираться на эту вечеринку, зайди ко мне в комнаты – не иди туда сам. Мы должны пойти туда вместе.
И это тоже говорит Мураки?!
Цузуки только смог ошарашено кивнуть.
Дождавшись, когда Татсуми уйдёт, словно догадавшись, что Цузуки хочет поговорить с Мураки наедине, Асато уставился на мужчину в белом, чьё лицо, как всегда, было безжизненным.
«Нет, не всегда», - напомнил себе он. «Иногда по отношению ко мне он всё же демонстрировал какие-то чувства… Если не притворялся, конечно».
- Ты действительно собираешься меня защищать?!
Мураки поправил пальцем дужку очков.
- Ты весьма ценный сотрудник. Естественно, что я приложу усилия, чтобы ты и дальше оставался… ценным.
- Что-то раньше ты не особо заботился о моей целостности! – фыркнул Асато. – Особенно, когда едва не пустил на органы и натравил на меня демона!
- Это была проверка.
- Да задрал ты меня своими проверками! Ты ведёшь себя, как какой-то робот! И похож на киборга!
Пожав плечами и ничего не ответив, Мураки отвернулся и направился к своему кабинету.
Уже у двери обернулся к застывшему в коридоре мужчине.
- Не забудь в воскресенье зайти ко мне, прежде чем идти к Графу. Иначе пожалеешь. Я серьёзно.
Цузуки сразу же после окончания рабочего дня закрылся у себя в комнате и залез с ногами на подоконник. Ему не хотелось никого видеть: ни буквально светящегося от счастья Ватари, который так радовался, будто выиграл миллион на свои разработки, а не перспективу встречи с кровавым маньяком и даже хуже… вообще жутким существом непонятного происхождения. Ни Хисоки, который ходил бледнее, чем обычно, с видом потерянного щенка. Утешать напарника у Цузуки не было ни желаний, ни сил. Он чувствовал себя полностью опустошённым и позорно прятался ото всех.
Неожиданно в окно Асато увидел выходящего на улицу Ютаку, одетого в кремовый костюм, подчёркивающий его стройную фигуру, с тщательно расчёсанными и выглядевшими пышнее чем обычно густыми волосами. Даже отсюда было видно, как химик сиял от счастья.
Ему навстречу шёл Мураки, как всегда, в белом.
«Ууу, смерть ходячая! Только косы не хватает! Так, о чём это я? Я и сам прекрасно без косы обхожусь…»
Доктор – Цузуки даже мысленно никак не мог прекратить называть его доктором – вальяжно приобнял изобретателя за талию, и они телепортировали в вихре белых перьев и ослепительного белого света.
Спрыгнув с подоконника, Асато изо всех сил пнул ни в чём не повинный шкаф и упал на кровать, скинув ботинки и закрывшись одеялом с головой.
Он уткнулся лицом в подушку и изо всех сил старался ни о чём не думать.
Особенно о причине своих странных чувств.
… - Я приготовил тебе сюрприз, - улыбнувшись, Мураки повёл доктора к входу в пентхаус.
- Ты тут живёшь? – доктор присвистнул. – Ого!
- Впечатляет? – Казутака улыбнулся. – Мне тоже нравится, люблю комфорт, знаешь ли.
Подтолкнув Ютаку к дверце лифта, он задержал ладонь на его талии.
Прямо из лифта они попали в его прихожую.
Затем прошли длинным коридором.
- Смотри, надеюсь, тебе понравится, - Мураки снова пропустил его вперёд, уже касаясь ягодиц ладонью, но мимолётно, совсем не грубо, лаская.
Ютака задержал дыхание, а затем, постепенно приходя в себя от сладостного озноба, пронзившего его от этого чувственного касания, обратил внимание на кровать, где была разложена… женская одежда. Бельё, не слишком вызывающее, белое, подходящее для женственной женщины, но не потаскушки, розово-персиковый костюм, изящные туфли на не слишком высоком каблуке, золотистая рубашка, бежевые чулки с силиконовой резинкой, украшения в раскрытой шкатулке.
- Со мной ты можешь не стесняться, - лёгкий поцелуй в висок, дыхание шевелит золотистые волосы. – Я знаю, что ты хочешь ощутить себя женщиной. Но зачем делать из себя трансвестита? Их и так много. Я, как хирург, могу тебе сказать, что операция весьма болезная и кровавая. А ведь можно просто поиграть.
Доктор слегка отодвинулся, глядя на сильно покрасневшего химика, потерявшего дар речи.
Его искусственный глаз засиял ярким голубым светом.
- Если хочешь играть. Я не принуждаю. В любом случае, я жду тебя в соседней комнате, - он показал на дверь. – Там нас уже ждёт накрытый стол.
Коснувшись его щеки поцелуем, и на мгновенье прижав к себе стройное хрупкое тело, мужчина удалился, оставив Ютаку с пунцовыми щеками среди женской одежды.
… - Я выгляжу глупо? – Ютака вошёл в комнату, где стоял изящный столик, за которым уже сидел Мураки, усевшись на диване в изящной позе.
Ватари ощутил, как взгляд Мураки путешествует по его телу, впитывая его облик: лёгкая косметика за неизменными очками, которые шинигами решил оставить, стройные, только с более выраженными чем у женщины мускулами, красивые ноги, тончайшая талия, охваченная поясом юбки, густые волнистые волосы, подчёркивающие тонкость чёрт.
- Ммм, мне нравится.
Мураки вскочил и галантно отодвинул стул, а затем показал на большую оранжевую розу, стоявшую в вазочке.
- Не удивляйся, что она одна, - длинный палец прошёлся по вазе, заставив Ватари вздрогнуть от сладкого импульса в паху – пожалуй, он пожалел, что одел женские трусики – они стали ему тесными. – Моя кровать устлана лепестками оранжевых роз.
Он поднял голову – и их взгляды встретились.
Ватари покраснел и сглотнул. От резкого движения его руки бокал едва не очутился на полу.
Мураки словил его на лету, и тут же наполнил белым вином.
- Итальянская кухня, как и обещал, - шаловливо усмехнулся он. – Но всё же я не смог отказаться от суши, я его обожаю.
… Ближе к концу ужина Ватари уже сидел у Казутаки на коленях, обнимая его за шею. Они уже несколько раз пили на брудершафт, но доктор чётко контролировал степень их опьянения. Только лёгкий хмель, покрывающий сладкой глазурью сладостные ощущения.
Ютака чувствовал, как в его попку вжимается уже поднимающийся член Мураки, да и его собственный орган уже был готов разорвать трусики.
- Я не могу больше терпеть, - прошептал Ватари на ухо Мураки, слегка прикусывая мочку и обводя раковину язычком. – Я ужасно хочу тебя.
Тут же он очутился на руках у Мураки, и тот легко, как пушинку, отнёс его в спальню.
Огромная кровать действительно была разостлана – и покрыта лепестками жёлтых и оранжевых роз.
Ватари начал раздеваться, чувствуя, как дрожат руки. Мураки аккуратно снимал свою одежду, не прекращая смотреть на него с восхищением и страстью.
Ватари невольно сравнил его здоровый серый глаз с подтаявшим льдом, освещённым ярким весенним солнцем.
Ютака не мог оторвать взгляд от совершенного, идеального белоснежного тела, в котором удивительным образом сочеталась сила и хрупкость. Тонкий, словно змея, с выраженными мускулами и широкими плечами. Тонкая талия, длинные ноги, безволосая кожа, словно слоновая кость.
Будто статуя, изваянная из белого мрамора.
Мураки приглушил свет и снял трусы, продемонстрировав большой орган в полной боевой готовности.
На миг Ватари стало страшно – слишком внушительным выглядел его член.
Но потом сильное, гибкое тело прижалось к нему, руки с нежностью прошлись по обнажённому торсу, задержавшись на розовых сосках.
Ютака шумно выдохнул, ощутив, как член Мураки прижался к его вставшему члену – через тонкий шёлк трусиков, оставшихся на Ватари.
Поцеловав его в шею, Мураки провёл цепочку поцелуев всё ниже и ниже, до талии, затем начал медленно снимать с него трусы, целуя бёдра и ноги до колен.
Ватари переступил через упавшую тряпку. Мураки встал и испытывающе глянул ему в глаза.
Увидев в широко распахнутых медовых глазах согласие, хоть и приправленное лёгкой опаской и призраком страха, мужчина снова поднял его на руки и бережно опустил на постель.
Ютака краснел от стыда и дрожал всем телом, испытывая противоречивые чувства: зажатость, страсть, от которой он смущался ещё больше, ощущение, что Мураки целенаправленно подводит его к высшей точке наслаждения, для того чтобы у него настолько помутилось в голове, что он позволил делать с собой всё, что угодно, и, несмотря на скромность, отвечал на развратные ласки.
Медленно, неторопливо, Мураки возбуждал его, целуя всё тело, нежно прикасаясь губами к губам, гладя по длинным волосам, шее, целуя ушки, обводя языком хрупкие, как ракушки, ушные раковины.
А руки изучали его тело, мягко поглаживая, очень настойчиво прикасаясь к чувствительным эрогенным зонам, очень быстро находя их.
Уже скоро Ютака забыл про стыд, к тому же, свет стал очень слабым, что помогло ему расслабиться.
Когда Мураки опустился ниже и, придерживая ладонями за бёдра, начал ласкать губами и языком его член, особое внимание уделяя чувствительной головке, он застонал и раздвинул ноги, бессознательно приглашая к проникновению.
Ютака будто провалился в омут страсти, словно сторонний наблюдатель фиксируя свои долгие стоны, влажные от смазки пальцы партнёра, растягивающие его.
Затем вторая вспышка сознания, связанная с болью – его ноги на плечах Казутаки, а огромный член проникает в сжатое отверстие.
- Я… девственник, - прошептал Ватари, почти отключаясь. Даже боль не могла вывести его из сладострастного ступора.
- Тшшш, я буду медленнее, расслабься.
Мураки проникал в него очень долго и постепенно, методично, держа себя в руках даже в этот откровенный момент. Про себя Ватари восхитился самоконтролю любовника. Сам он метался по кровати, заполняя стонами полутьму комнаты.
Затем, очутившись внутри, блондин долго целовал его и ласкал, пока не почувствовал, как мышцы Ватари расслабились – и начал двигаться, очень осторожно, явно помня о «калибре» своего интимного «оружия».
Невыносимое наслаждение от умелых действий партнёра - Ватари почувствовал, как впивается ногтями в белоснежную сильную спину, но Мураки словно бы этого и не замечал. Он точно знал, как двигаться, чтобы любовнику было как можно приятнее, стараясь довести до пика Ютаку.
Ощутив умелые пальцы на своём члене, после нескольких движений, заставивших его уже кричать, он кончил, и почти сразу же за ним забился в оргазме Мураки.
Ватари не мог оторвать взгляд от его лица: бешеное сверкание искусственного глаза, яростное пламя серого. Лёгкое, странное свечение окутало его фигуру.
Это что-то смутно напомнило Ватари, но он не мог уцепиться за здравую мысль, продолжая стонать, дрожа в заключительных конвульсиях наслаждения.
Цузуки не спал всю ночь, проворочавшись на кажущейся такой горячей кровати. Наконец, уже утром снова уселся на подоконник, ощущая лёгкую прохладу рассвета. Некоторое время он бездумно таращился в окно, пока вдруг не увидел телепортировавших Мураки с Ватари.
Рука мужчины в белом лежала на тонкой талии учёного. Тот улыбался, вплетая пальцы в серебристые волосы, целуя щёку Мураки, а затем и губы.
Асато увидел, как белые пальцы мужчины сняли с золотистых волос лепесток розы, и тот медленно упал на землю, словно крыло оторванной бабочки.
Проводив Ватари до дверей, Мураки вернулся в сад и опёрся о вечную сакуру, достал сигареты и закурил.
Неожиданно Цузуки пришло в голову, что точно так же доктор курил, когда закончил издеваться над беззащитным телом Хисоки. Только тогда его плащ был в крови, как и руки.
Шинигами вспомнил, как Куросаки доверил ему эту тайну. Однажды маленький шинигами пробрался к нему в комнату и попросил позволения лечь с ним спать, так как его мучили кошмары. Цузуки обалдел, но согласился, хотя чужое соседство было ему неприятно. Он привык был один, и не слишком любил чужие прикосновения. И это даже несмотря на то, что его никто никогда не насиловал, как Хисоку. Но отказать в просьбе партнёру он не мог.
И ночью Хисока пробудил его громкими криками, а когда Цузуки разбудил его, прижался к нему худеньким телом, взмокшим от пота, и рассказал.
О том, какой красной была луна.
О том, как он наткнулся, поздно возвращаясь домой через парк, на высокого мужчину в крови с дьявольски блестевшем глазом.
Как Мураки схватил его, сорвал с него одежду, а затем изнасиловал под сакурой.
И словно бы ему было этого мало – нарисовал на его теле проклятье, которое затем убило Хисоку спустя три года.
Чудовищное преступление. Одно их многих совершённых бывшим доктором.
«Странно, он спас множество жизней как талантливейший хирург, изобрёл множество лекарств, а затем отнимал чужие жизни. Хотя теперь понятно, почему Хисоку он не порезал – у него на него были другие планы: сделать из Куросаки шинигами», - Цузуки передёрнуло. Он снова взглянул на Мураки, в серой рассветной дымке похожего на прекрасный призрак – и ощутил, что не может оторваться от созерцания.
Отстранённое удовольствие от любования истинной красотой. Ничего личного.
Просто… страсть.
Цузуки ощутил, как в сердце появляется та же самая боль, что и в последние дни.
В разгромленной лаборатории он действительно хотел, чтобы они с Мураки умерли вместе. Возможно потому, что уже тогда начал в него влюбляться, но не мог открыть тайну своего сердца даже себе самому.
И ледяные слова доктора: «Ты не человек, Цузуки, ты чудовище, наполовину демон, адская тварь!»
Это его доконало.
Только потому, что уже тогда слова доктора значили для него слишком много.
Но тогда он не мог ему уступить, так как ощущал вину перед Хисокой, своими товарищами. И, как оказалось, был прав - Мураки едва его не прикончил, так что его политика постоянно держаться холодно оказалась оправданной.
Его все предупреждали, и он сам знал, кто такой Мураки – и всё равно… влюбился в него.
И в результате их танец любви закончился только жаркой битвой, где оба едва не сгорели – в прямом смысле слова.
«Противоположности на самом деле не притягиваются, а лишь разрушают друг друга, так как являются теми субстанциями, которые никогда не смешиваются, даже будучи в одном сосуде, как, например, вода и подсолнечное масло».
Мог ли он сейчас простить Казутаку? Зная, что тот действовал по чужому плану, подчинялся вышестоящему начальству?
А смог бы он простить его, если б всего этого не было?
И, что самое важное – нужны ли его чувства Мураки? Или он, Цузуки, для него теперь лишь прошедший этап, позволивший ему отлично справиться с испытанием и стать Невыразимцем?
Ещё бы узнать, кто это за твари.
Цузуки тряхнул головой и упрямо посмотрел в стекло, видя в нём своё бледное отражение. Мураки уже не было под сакурой.
Долгой путь пройден – он признал свои чувства к Казутаке, смог это пережить, в общем-то смирился, и… Не мог отступить на полпути. Слишком ценным был приз, слишком далеко он зашёл, чтобы его добыть.
Работы было не слишком много, и Цузуки решил прогуляться по коридорам.
Ноги сами принесли его к дверям лаборатории Ватари. Они были полуотворены, и он заглянул внутрь.
Мураки был здесь – его сердце совершило прыжок с головы в пятки. В белом халате поверх светлого костюма цвета сливочного мороженного – в лабораторию Ватари редко кого допускал, а если уже и позволял заходить в святая святых, то халаты надевали все.
Казутака поглаживал брюшко маленькой совы, которая издавала явно блаженные звуки. Ватари улыбался, любуясь Мураки. Цузуки отметил, что часть рваной чёлки обычно прикрывающая искусственный глаз доктора, теперь откинута.
- Моя сова обожает тебя, - усмехаясь, говорил Ютака.
- Странно, обычно животные меня не слишком любят. Чуют, наверное, - задумчиво проговорил Мураки.
- Скажи… неужели тебе на самом деле никогда не нравился Цузуки? – вдруг нерешительно заговорил Ютака – и Асато навострил уши. – Он был для тебя только заданием, или… Ведь ты никогда ему ничего такого не сделал.
- Ага, только порезал немного, так, украсил для развлечения и едва не довёл до самоубийства, - желчно проговорил Мураки.
Ватари с изумлением вскинул голову, уставившись на любовника:
- Ты так говоришь, словно ненавидишь себя за это! Так ты… что-то к нему испытывал?
- А ты уверен, Ютака, что тебе будет приятно об этом услышать? – блондин взглянул прямо ему в глаза.
- Расскажи, - прошептал учёный, - я хочу знать.
- Как хочешь, - Мураки пожал плечами.
Цузуки осторожно скользнул в тень от закрытой второй двери, очень осторожно выглядывая в широкую щель. Ему было жизненно важно услышать эти слова.
- Да, он безумно… возбуждал меня, - невесело хмыкнул Мураки. – Захватил… безумно, словно водоворот, водопад, из которого невозможно выбраться живым. Ледяной душ на голову. Поэтому я и заинтересовался им. На самом деле тогда, в церкви, мы пересеклись случайно. Это не было заданием. То есть, у него было, а у меня нет. Потому я узнал, что он – шинигами. В общем-то, я тоже не был человеком – даже удивляюсь, как он об этом не догадался. Или Асато искренне считает, что любой человек может начертить пентаграмму – и оттуда тут же полезут демоны, чтобы исполнять их приказы? Не затребовав ничего взамен? А почему никто не задумался, как я, маленький мальчик, мог отделить голову от тела приёмного брата Саки, да ещё и таким образом совершить эту сложнейшую операцию, чтобы голова осталась жива?! В общем, Цузуки принял меня за обычного человека, потом узнал, что я… убиваю людей. Сам понимаешь, как он ко мне отнёсся. Да я уверен, что даже без этого шлейфа моих преступлений он бы никогда мной не заинтересовался, не подпустил к себе, а уж когда узнал… то просто возненавидел. Стал презирать, ощущал только отвращение. Ещё так неудачно совпало, что в напарнике он получил мальчишку, который был моим первым важным заданием.
- Первым? А раньше до Хисоки ты никого… не убивал?
- Убивал, - сумрачно отозвался Казутака.
- Это было задание? Если не можешь, не отвечай.
- Да, это было задание. Я должен был копить силы, как мне велели, чтобы потом… Потом последовали цепочки различных заданий, жертв, которых требовалось устранить. Правда, я не думал, что дойдёт до того, что моим заданием станет Цузуки, - с горечью проговорил Казутака. – На самом деле я должен был убить его, чтобы наконец-то заслужить своё право на бессмертие. Но я не смог. Однако меня всё-таки вытащили и дали мне место среди Невыразимцев, на которых я работал ещё на Земле, не будучи ещё их полноценным членом. Сказали, что… в общем, это была проверка для нас обоих: меня и Цузуки. Нас натравили друг на друга, если говорить прямо. И, выжив, мы доказали свою необходимость. И наша цена возросла, - в голосе Мураки горечи стало ещё больше.
- Но ведь… шинигами не имеют право убивать смертных! – возмущённо заговорил Ватари. Затем уже тише добавил:
- Извини, я не хотел.
- Я не шинигами, - резко ответил доктор. – И никогда им ни был. У меня было не просто разрешение на убийства, а прямая необходимость в них, чтобы мне позволили занять моё законное место. Но, естественно, на блюдечке мне никто ничего не преподносил. Если б я попался шинигами, если б они меня прикончили – то так бы и случилось. Это означало бы, что я проиграл. Курс выживания. В общем, как ответ на твой вопрос: да, я очень сильно… околдован Цузуки Асато. Но, я всегда понимал, что нам нереально быть вместе, это невозможно. Забавно, я думал, что, когда он узнает о своём полудемоническом происхождении – это нас сблизит. Оказалось – совершенно наоборот. Слишком многое между нами стояло, и в первую очередь его напарник, Куросаки. Да, благодаря мне он стал шинигами, но, полагаю, вряд ли мне благодарен за мои методы. Думаешь, очень приятно нападать на слабенького мальчонку и насиловать вырывающегося и вопящего девственника?! – язвительно воскликнул Мураки. – Я отнюдь не был озабоченным до такой степени, чтобы кидаться на детей. При моей внешности и манерах – я себя оцениваю объективно – я всегда мог подцепить кого угодно. Девушку или парня. Да в любом гей-баре мне были бы не просто рады, а счастливы! Я всегда умел очаровывать, был богат, ну и внешность вполне приличная. Зачем мне мальчишка, от которого всегда были проблемы, с нашей первой же встречи? И даже тогда, когда он застал меня с моей жертвой, я вполне мог просто стереть ему память – и отправить восвояси. Если не прямой приказ.
- Я понимаю, - тихий, какой-то обречённый голос Ватари. – Ты его любишь. Нет, ничего не говори, - Цузуки увидел, как палец Ютаки лёг на тонкие губы Мураки. – Но я всё равно люблю тебя, и буду любить в любом случае.
Хисока вошёл в кабинет без стука, затравленным волчонком глядя на доктора, склонившегося над какими-то бумагами. Рядом мерцал экран компьютера, подсвечивая искусственный глаз, видневшийся сквозь косую чёлку.
Поправив очки, мужчина поднял голову. Его взгляд не выразил ничего, обычные потоки холода, направленные на тех, кто хотел узнать его тайны, заглядывая в глаза, пытаясь в них что-нибудь прочесть.
- Всё-таки пришёл. Хорошо. Раздевайся – и ложись на кушетку.
- Что?! – Куросаки едва не подавился собственным гневным воплем, сжав кулаки и готовый разразиться очередной гневной тирадой в адрес своего извечного врага.
- Ты плохо слышишь? – язвительно посочувствовал мужчина, вставая.
Хисока побледнел и вжался в стену.
Но Мураки не стал к нему приближаться, он подошёл к деревянной стенке, где достал из одного шкафчика какую-то склянку.
- Давай, я не хочу потратить на тебя весь свой рабочий день. Ты ведь хочешь избавиться от моего проклятья? – вкрадчиво уточнил он.
Слабо кивнув, выдохшись, словно сдутый шарик, мальчик подошёл к кушетке и начал раздеваться, расстёгивая пуговицы дрожащими пальцами.
Мураки отвернулся, оставшись стоять вполоборота к мальчику.
Когда на нём остались только трусы, Куросаки кинул вопросительно-смущённый взгляд на доктора.
- Да-да, снимай.
Увидев вспыхнувшее лицо Хисоки, безжалостно добавил:
– Они будут только мешать.
Побелев, мальчик почти без сил стащил с себя последнюю часть одежды и свалился на кушетку, напрягшись всем телом.
Мужчина неслышно подошёл к нему и сел на пушистый ковёр возле кушетки.
- Больно не будет… на этот раз… никакой боли.
Хисока расплющил большие зелёные глаза и недоверчиво уставился на него.
Больше не говоря ни слова, мужчина начал смазывать линии от заклятья прозрачной жидкостью, приговаривая слова заклятья.
Хисока каждый раз дёргался от касаний его пальцев. Жар распространился от странной субстанции, его тело словно горело, но боли не было.
Движения и нажатия были мягкими, ласкающими, долгими. Слишком, слишком долгими.
Незнакомый приятный аромат зелья вскружил мальчику голову, он почувствовал себя так, словно проваливается куда-то, плывёт сквозь сверкающий светом туннель.
Кожа стала болезненно чувствительной, каждое касание теперь доставляло слишком сильные ощущения.
Он уже не мог себя контролировать – всхлипнул, ощутив ладони, поглаживающие его соски.
Снова открыл зажмуренные глаза, и, слегка приподняв голову, с ужасом заметил, что возбуждён.
Ему хотелось провалиться сквозь землю, выпрыгнуть из окна и повеситься одновременно.
Краска бросилась в лицо и даже покрыла грудь. Он покраснел чуть ли не всем телом от вида собственных, непристойно торчащих сосков и подрагивающего члена, наливающегося кровью.
- Побочный эффект, - чуть хрипловато прошептал Мураки.
- Ты это специально! Чтобы унизить меня ещё больше, растоптать! – зло шипел мальчик, извиваясь на кушетке, сжатый сильными руками, удерживающими его за талию.
- Нет, таково действие зелья: либо жуткая боль, либо удовольствие. Если б я не использовал эту мазь, то ты бы уже орал от боли.
- А то тебе бы это не понравилось! – воскликнул Хисока, пытаясь выдраться, но хватка доктора могла соперничать с кандалами.
- Нет, ценю свои уши, знаешь ли. Так и оглохнуть можно, от воплей, - поморщился Мураки.
- Но ты убивал!!!
- Я в этом нуждался… тогда. И не обязан, знаешь ли, отчитываться перед тобой.
- Отпусти… меня, - прошептал мальчик, полузакрыв глаза и глядя на точёное лицо с серебристо-платиновыми волосами сквозь длинные ресницы.
- Ты уверен? – одна рука провела по талии до бедра нежным, ласкающим движением.
- С-сволочь! – прошипел Куросаки, содрогнувшись всем телом, когда ладонь задела его член, который дёрнулся ещё сильнее и полностью встал.
Он тяжело дышал и слышал участившееся дыхание мужчины, затем почти безнадёжно пожал плечами и широко распахнул глаза. – Ладно, сделай это. Всё равно мне уже нечего терять.
Он снова закрыл глаза и отвернулся, радуясь, что лицо закрыли волосы.
Ладони умело и нежно начали ласкать его тело, томно, долго, внимательно, не пропуская ни единого участка.
Очень скоро они оба тяжело дышали. Хисока выгибался на кожаной кушетке, его уже никто не держал, он сам двигался навстречу умелым рукам, желая как можно сильнее ощутить их контакт с своей гиперчувствительной кожей.
Склонившись над ним, мужчина начал целовать его живот, который тот час же напрягся, затем опускался всё ниже и ниже, отчего мальчик дрожал всем телом.
Когда губы коснулись головки его члена, он выгнулся дугой на кушетке, посылая бёдра вперёд.
Немного поласкав его член ртом, удерживая пальцами за основание, блондин спустился ниже, раздвинув его ноги и устроившись между ними, для чего ему пришлось поменять положение и наполовину лечь на кушетку.
Ощутив горячий язык, ласкающий его отверстие, мальчик застонал, готовый прикусить себе язык от стыда, но не в силах остановиться.
Теперь мужчина трахал его языком, лаская пальцами член. Затем язык заменили длинные, такие ловкие пальцы, безошибочно находя центр удовольствия внутри его тела.
Хисока распахнул глаза и увидел, как Мураки поднимает голову с немым вопросом и жадностью во взоре.
Увидев, что он ожидает его решения, мальчик коротко кивнул и снова закрыл глаза.
Проникновение. Оно было не таким, как в тот раз под сакурой. Почти не было боли, движения медленные. Член безошибочно попадал по простате, заставляя его громко стонать, почти кричать от невыносимого наслаждения.
Очень скоро доктор трахал его во всю силу, а Хисока обвил его ногами и поддавался навстречу.
Оргазм постепенно приближался, а когда пальцы, влажные от той прозрачной субстанции, вновь обхватили его член, Куросаки содрогнулся всем телом, до конца насаживаясь на член, и закричал, кончая.
Оргазм был таким долгим, что он решил, что умрёт от наслаждения. Он уже почти выл, катаясь по кушетке, едва не падая с неё, вцепившись ногтями в спину мужчины, защищённую только тонкой, уже взмокшей от пота рубашкой.
… Хисока почти не осознавал, как его тщательно вытерли влажным полотенцем, одели, перенесли на диван и что-то вкололи, отчего он ощутил постепенно наваливающееся облегчение и провалился в сладкий сон.